написалось сегодня, после пересмотра "Лабиринта"
внезапнейший три-кроссовер
прастите, как говориццо

Какие демоны тебя ведут, на что они готовы для тебя…
И тут она понимает, что ей снова нужно пройти Лабиринт. Как когда-то давно, в далеком глупом детстве. Снова почувствовать эти омерзительные запахи, открыть десятки этих несуществующих дверей, увидеть сотни отвратительных рож. Ее охватывает отчаяние, куда как более сильное, чем двадцать лет назад – в конце концов, тогда она не знала, что ей предстоит, а рвалась вперед со всем рвением виноватого и смелого человека. Всеохватывающей глухой волной накатывает безнадежность – но она одергивает себя, что все прошло и давно изменилось, теперь глупый детский Лабиринт ей не страшен, она победила собственных демонов. «Ну да, - услужливо усмехается подсознание, - зато теперь у тебя достаточно совсем других демонов. И сможешь ли ты с ними справиться?..»
А ведь все начиналось с одной из обычных дурацких шуток О’Гормана, на которые он был великий мастер и которые так ее раздражали, причем последнее время – все больше и больше. Какой-то очередной идиотский розыгрыш, Дин громко хохочет, Сара вымучено улыбается и понимает, что ее терпение на пределе. И когда он, практически без перехода, заводит свое любимое нытье о том, что ему не довелось сняться в сценах гоблинских пещер, потому что ПиДжей принял решение оставить кадры, снятые еще с Козински – Сара крепко зажмуривается и, прекрасно отдавая себе отчет в том, что делает, но в каком-то наивном отчаянии держа за спиной скрещенные пальцы, произносит:
- Да как же ты меня достал, когда сам не знаешь, о чем жалеешь!- она открывает глаза, смотрит на его непонимающее лицо и продолжает, - Я хочу, - она делает судорожный вздох – чтобы тебя забрали эти чертовы гоблины!
О‘Горман смотрит на нее как-то слишком обиженно для того, чтобы это было правдой. Она отворачивается и смотрит в окно мучительно долгие несколько секунд, а когда снова переводит взгляд туда, где стоял Дин, то предсказуемо видит там лишь пустое место – и только где-то далеко, на грани ночи, раздается торжествующее уханье совы. Сара вздыхает, зачем-то смотрит в зеркало и начинает собираться в дорогу.
Знакомое место начала пути. На сей раз ей не нужна ничья помощь: из смелой, но испуганной девочки она выросла в разъяренную и виноватую женщину – гремучая смесь, хотя еще вопрос, какой вариант страшнее в самых разных смыслах. Она входит в каменные выступы и вскоре с удивлением обнаруживает, что изменилась и выросла не только она: старый знакомец, кислотный червяк-обманщик вырос в роскошную Гусеницу, обладающую глубоким бархатным голосом и хитро закрученным кальяном. «Не ходит туда, девочка» - пытается увещевать Гусеница, пустив в ход всю силу этого самого голоса, но Сара точно помнит, что на сей раз идти следует именно в левую дверь. Так она и поступает – и через пять минут оказывается у дворца. На этот раз ее не обмануть мишурой бала, да его и нет, на что Сара вдруг нелогичным образом обижается. Нет бала, нет новых и старых верных друзей, нет поисков, есть только сразу же достигнутая и от того словно чуть менее интересная цель. Король гоблинов – вот, кто не изменился за прошедшие годы ни на йоту. Он сидит на троне, задумчиво глядя на нее, а неподалеку на полу примостился О’Горман, смотрящий куда-то вдаль и словно не заметивший ее появления.
- Пришла, - Король не спрашивает, он просто подводит черту под свершившимся фактом, так что она просто кивает, рассматривая его с внезапно проснувшимся интересом. – И собираешься снова уйти, - так же бесстрастно продолжает он, а Сара вдруг понимает, что совсем не прочь снова услышать это «останься, и я стану твоим рабом». Король усмехается, и она вдруг пугается, что он читает ее мысли. Она отступает на шаг, словно расстояние может спасти ее от подобного вторжения, окажись оно правдой. – Ты понимаешь, - голос Короля меняется, заполняет ее всю, звучит в каждой клеточке ее тела, ласкает, дразнит, обволакивает, - что третьего раза просто может и не быть?
- А может – быть? – она не была бы самой собой, если бы не услышала это странное обещание-призыв.
- А может – быть,- соглашается он, насмешливо глядя в сторону О’Гормана, который все так же присутствует в зале только телесной оболочкой, а его сознание мысли витают где-то далеко. – Но кто сказал, что если это опять случится спустя двадцать лет, ты все еще будешь мне интересна? – вопрос бьет наотмашь, хотя голос снова нежен и бархатисто-требователен.
Она усмехается, собрав в кулак всю свою волю и мужество.
- Зато тогда я точно буду знать, нужна ли я тебе.
Он легко вскакивает с трона и подходит к ней, плащ спадает складками, воротник все так же будоражив воображение, как и двадцать лет назад. Король берет ее рукой за подбородок и смотрит прямо в глаза - теперь они одного роста, да и взгляды совсем иные. Сара ловит себя на мысли, что очень давно не смотрела мужчине в глаза вот так вот, на одном уровне, не подгибая исподволь колени, чтобы казаться ниже, или не склоняясь незаметно вниз, или просто не глядя сверху вниз. Теперь уже усмехается она, облизывает пересохшие губы и произносит:
- А для третьего раза мне опять понадобится отправить сюда кого-то?
Король невесомо проводит рукой по ее волосам и качает головой.
- Нет, будет вполне достаточно, если ты скажешь, что хочешь, чтобы я сам забрал тебя.
Сара улыбается, кивает каким-то своим мыслям, берет за руку Дина и уходит. Уже на пороге дворца ее догоняет насмешливый окрик:
- Ты забыла сказать, что над тобой нет моей власти!
Сара поворачивается, снова подходит к нему, легко целует в лоб и говорит:
- Дело в том, что я никогда не вру,- после чего удаляется вместе с О’Горманом, твердо зная, что в следующий раз уже никогда и никуда отсюда не уйдет.