На Марсовом поле сирень зацвела,
Лиловым, сиреневым, белым.
И белые ночи, как белые сны,
Как слав чистоты и рассвета...
Который день не открываю в комнате шторы, потому что хочется сумрака.
Оба окна задрапированы и я лишь изредка пробираюсь к ним полить заросли приютившихся там деревьев.
Веет прохладой и тишиной.
Небрежно брошена в россыпь подушек шаль, каждый вечер согревающая меня своим уютом, лазурь картины в золоте рамы, огромное зеркало, множащее это спокойствие.
Фарфоровая радость статуэток и лебединого пуха вееров, небрежно уроненного жемчуга в обрамлении чего-то сверкающего.
И - доминантой - портрет Профессора, немилосердно заключенный в стекло и рамку.